Почти каждый человек не любит, когда
ему лгут. Почти каждый человек безропотно и даже с видимым удовольствием
поглощает невообразимое количество лжи, распространяемой сильными и
слабыми мира сего. Разумный человек ставит под сомнение любые сведения,
которые он не может проверить. Он никогда не соглашается поверить во
что-то только на том основании, что "информация получена из осведомленного
источника". Разумный человек не обращает внимания на форму, в которой
содержатся сведения, отличая риторику от содержания. Разумный человек
предпочитает вместо сомнительной аргументации услышать "я не знаю".
В этой статье я попытался на примере продемонстрировать механику политико-экономического
обмана. Пусть никого не вводит в заблуждение тот факт, что пример этот
- из американской жизни. Я не касался наших реалий лишь потому, что
методы наших политиков и лидеров бизнеса представляются мне куда менее
изощренными. |
|||
Возвышающий обман: |
|||
| Должен сказать, что непосредственным поводом к изучению профессиональных привычек обитателей Калахари послужила публикация в журнале Office. Но это всего лишь повод. Причиной же является моя личная история, в результате которой я оказался технократически мыслящим либералом индивидуалистического толка, как сказал бы преподаватель марксизма-ленинизма. Итак, опубликованный в Office 4-2001 материал носил радующий сердце либерала и греющий душу технократа заголовок «Кибер-либертарии против техно-коммунитариев"». Я тогда как раз писал об избыточности власти и урезонивании государства, но даже слова «миниатюризация правительства» в а) американском и б) не новом (конец 1996 или начало 1997) материале не скрыли того факта, что целью и назначением статьи было желание лидеров технологического бизнеса поPRиться. Впрочем, нашлась и краткая содержательная часть; ее конспективное изложение - на выноске. Напоминаю, что я не дискутирую с этим содержанием, а использую его в качестве иллюстративного. Теперь попрошу внимательно прочитать выноску: |
|||
Вот что я прочел в журнале Office:Бизнес… делится на две протопартии: Кибер-либертариев и Техно-коммунитариев. Обе стороны соглашаются, что быстрая дешевая компьютерная технология, обострение и расширение мирового соперничества изменили саму природу конкуренции… что принципы их собственных компаний — децентрализованная власть, ускоренное принятие решений, бешеные инновации — являются принципами развития нации в целом… теоретики обеих сторон едины в главном: организация политического мира идет вслед за организацией мира экономического… Две новые партии различаются своим подходом к процессу преобразования правительства и общества. Кибер-либертарии… видят будущее, в котором децентрализованная логика компьютерных сетей позволит индивидуумам отвоевывать свою свободу от гигантских институтов, представляемых как раздутыми корпорациями, так и дородным правительством… Программа кибер-либертариев направлена на миниатюризацию правительства… Техно-коммунитарии также греются в лучах оптимизма по поводу внутренних возможностей экономики. Однако их беспокоит, что неконтролируемый взрыв “созидательного разрушения” в экономике приведет США в состояние, свойственное Мексике или Бразилии — странам с растущей поляризацией доходов групп населения, где… богатые окружают себя баррикадами, защищающими от растущего негодования крайне бедных и отчаявшихся средних слоев общества. Техно-коммунитарии видят правительство как часть команды, предназначенной для создания здоровых сообществ. |
|||
Прочитали? Чудненько. Что-то интересное заметили? Я определенно заметил. Общая для обеих группировок идеология состоит из трех пунктов. Ближайшие три аналогии: три кита, святая троица и незабвенные «Три источника и три составных части марксизма». По-видимому, при прорыве на рынок идеологии лидеры высокотехнологического бизнеса твердо выдерживают исторически оправданные рецепты замешивания идеологического брэнда: если меньше трех – неосновательно, а больше – слишком сложно. Но давайте займемся критикой этого чистого разума по порядку. Источник первый «…быстрая дешевая компьютерная технология и расширение мирового соперничества… изменили саму природу конкуренции». Так и хочется, в лучших традициях советской критики, спросить: а что, собственно, хотел сказать автор? Цитированное утверждение бездоказательно. Более того, оно бессмысленно. Если вместо быстрых дешевых компьютерных технологий (быстрота и дешевизна которых, между прочим, нуждается в выборе критериев и тщательной проверке) написать «дешевый и обильный корм для энергичных кошек», не изменится ничего. Куда может расшириться мировое соперничество, коль скоро оно уже мировое? Только ли на Солнечную систему, на нашу Галактику, или уж сразу на всю видимую часть Вселенной? Кто с кем соперничает? Украина с Южной Африкой? Microsoft с НИЦЭВТом (был такой советский монстр, занимавшийся калькированием американской вычислительной техники)? Sun Microsystems с IBM? Все со всеми и каждый с каждым? Если вместо расширения мирового соперничества подставить «рост потребления наркотиков», в этой фразе тоже ничего не изменится. Далее, понятие «природа конкуренции» не является ни хорошо определенным, ни интуитивно ясным. Единственное, что понятно, так это то, что эта самая природа конкуренции, этакая филологическая глокая куздра, может изменяться. Может так может, я не спорю. Но что это нам дает? Приемы и методы конкурентной борьбы примерно одинаковы для индустрии высокой моды и для сферы высоких технологий. Все эти приемы и методы в конце концов сводятся к воздействию на слабые места психики потребителя, к поглаживанию его дряблой самооценки, обещанию большей удовлетворенности и подчеркиванию превосходства и могущества в результате обладания неким товаром или пользованием некой услугой. Удешевление компьютерных технологий и снижение стоимости распространения того, чего продавцы и рекламисты небескорыстно называют информацией, могут дать некоторым компаниям определенные преимущества в конкурентной борьбе со своими противниками. Возможно, современные технологии могут быть с успехом использованы и для политической борьбы. Но это уже мои личные попытки наделить хоть каким-то смыслом первый тезис цитированного камлания. Для этого мне пришлось поменять модальность и вместо «дают» писать «могут дать». Смена модальности имеет глубокий смысл, но об этом потом. Источник второй «…принципы их собственных компаний — децентрализованная власть, ускоренное принятие решений, бешеные инновации — являются принципами развития нации в целом» Мимоходом отмечу, что понятие «принципы развития нации» в реальном мире отсутствует. Нации не развиваются в согласии с какими бы то ни было принципами, несмотря на то, что такие принципы время от времени декларируются. Более того, не очень понятно, развиваются ли они вообще, поскольку у термина «развитие» совсем другая область определения. Но допустим даже, что некий отличный от Гегеля мыслитель разумно устранит указанные противоречия. Следующая трудность состоит в том, что в утверждении желаемое выдается за действительное (снова не та модальность, но об этом все равно потом). Принципы развития высокотехнологичных компаний не являются и не могут являться принципами развития наций (что бы под этим самым развитием наций ни понимать) по той простой причине, что времена жизни компаний измеряются немногими десятилетиями, а времена жизни наций – многими сотнями лет. Но допустим, что с помощью некоторой теории подобия мы все-таки эти принципы совместим. Все равно останется одно маленькое, но ужасно антагонистическое противоречие. Включение децентрализованной власти, ускоренного принятия решений и бешеных инноваций в число принципов развития высокотехнологических компаний является рафинированной и дезодорированной ложью. Указанные принципы в полном объеме могут иметь место только в начале деятельности компании, в ее, так сказать, полном идеалов детстве. (Если кто думает, что мне неведома страсть к свободе и инновациям в особые периоды жизни компании, такие как раскрутка новых направлений и агональные судороги – пусть не обольщается. В первом случае свобода наблюдается на хорошо отгороженном от основной деятельности участке, во втором – все равно оканчивается одним из вариантов смерти компании: банкротством или поглощением.) С ростом компании управление становится авторитарным, принятие решений – бюрократическим, а бешеные инновации – домашними, содержащимися на коротком поводке. Все это происходит по совершенно понятным и уважаемым причинам. Если старт-апу удалось заполучить какое-то место на рынке, ему необходимо это место защищать со всех сторон: и от признанных монстров отрасли, и от себе подобных, и от тех, кто как раз сейчас готовится выйти на рынок со своей бешеной инновацией, и даже от собственных акционеров. Это враги внешние, но есть и внутренний, и он не менее опасен. Каждый, кто хоть раз выпускал инновационный продукт знает, что скромная попытка крайне необходимого мелкого улучшения способна не только отдалить сроки сдачи продукта, но и развалить сам продукт. В компании взрослой, всерьез присутствующей на рынке, жесткая правящая рука, несуетливое принятие решений и ограничение рацпредложений не только простительны, но и необходимы. Но широкой публике об этом знать не нужно, ей лучше сказать, что принципы кибер-либертарианства, якобы действующие в начавшей преуспевать компании, годятся и для всей нации. И что-то еще, столь же непонятно-ободряющее. Ритуальный характер высказываний главы какой-нибудь Sun Microsystems совершенно очевиден, если посмотреть на курс акций его фирмы (тикер SUNW). В конце 1996-начале 1997 акция Sun стоила, от 3 до 4 долларов за акцию (здесь и далее все цены – с учетом splits - дроблений акций, т.е. сопоставимые). Курс закрытия 9 ноября 2001 - 12.92. Инвестор-обыватель может полагать, что курс изрядно подрос – как и было обещано Скоттом МакНили из Sun Microsystems, по совместительству - одним из лидеров то ли кибер-либертарианцев, то ли техно-коммунитариев. Но я-то не инвестор-обыватель, я же точно знаю, что наивысшая цена акций Sun – 64.66, было это в январе 2000. Для меня-то фондовый рынок – дом родной. И я немедленно спросил у ясеня: «где моя любимая?» Через три минуты база данных компании Thomson Financial Solutions поведала мне, что уважаемый заклинатель с 1997 года, когда он начал шаманить по-либертариански, и по сейчас неукоснительно и незамедлительно продает все полученные им от компании (в виде специальных опционов и вознаграждений) акции. Ни одной себе не оставляет. Он, правда, и до обучения лексикону заклинателей акции своей компании не покупал. Но уж как освоил, так освоил. Последняя известная базе продажа – 926088 акций по цене всего лишь 17.03, почти в четыре раза ниже максимальной – август 2001. Всего же осадки в пользу заклинателя составили около 60 свежих зеленых лимонов за четыре года, и эти лимоны упали не с дерева, ибо кто-то эти проданные акции купил. Боже вас упаси подумать, что я сочувствую тем, кто потерял деньги на акциях Sun – я не симпатизирую тем, кто безответственно относится к спекуляциям на фондовом рынке. И хватит о Скотте МакНили, он, в конце концов, у нас в Калахари не самый злонамеренный и даже не самый квалифицированный. Просто мне под руку попался. Едем дальше. Всего-то и осталось от новой идеологии, что один источник. Источник третий Этот – наш, до боли знакомый каждому, кто конспектировал труды классиков марксизма-ленинизма. Или не конспектировал, но все равно читал. Или не читал, но слышал от более дисциплинированных сокурсников. Или не слышал, но уж в «Краткий философский словарь» заглядывал, - по случаю предстоящего экзамена. Вот он, знакомый звук из кладезя премудрости: «организация политического мира идет вслед за организацией мира экономического». Не желая прослыть придирой, делаю вид, что малоясный оборот «организация политического мира» - просто неточный перевод. Предполагаю, что следует применять общепонятные обороты типа «политическая структура мира» или «политическое строение мира». Хоть горшком назови, только и это положение нам опять-таки предлагают принять на веру. Товарищи капиталисты тем самым нечувствительно аппелируют к Марксу, который его, положение, как будто достаточно хорошо обосновал. Ерунда это. Мы-то Маркса не понаслышке знаем, некоторые из нас его даже читали (я – точно). И хорошо знаем, что не все у Маркса ложно. В частности, верно и похожее, но все-таки совершенно иное (по своей модальности, но о ней – опять потом): экономическое развитие создает предпосылки для развития политического. Неизбежность политических изменений в результате развития производительных сил Марксом была декларирована, но ни доказана, ни даже обоснована не была никогда. Императивный характер утверждения был всего лишь философским приношением пустомеле Гегелю, гениальному практику псевдофилософской риторики, скудоумному и корыстному мыслителю и центральному полузащитнику притязаний прусской короны. Искренне веривший в целесообразность и последовательность истории, Маркс был не только обманут гегелевской (и/или более ранней аристотелевой) риторикой, но также был грубо опровергнут своими практическими почитателями: октябрьский переворот 17-го года вернул довольно большую страну из капитализма в рабовладение. И довольно надолго. Видимо, практические почитатели не обладали ни марксовым чувством справедливости, ни его глубокими, хоть и противоречащим его же теориям, либеральными устоями. Так что и третий пункт явно построен по принципам, изложенным в самоучителе для начинающих заклинателей дождя. Если женщина говорит «нет», это значит «может быть» Теперь, когда уже ясно, что общая часть программ этих самых кибер- и техно- является всего-навсего идеологическим шаманством, самое время поговорить о том, что я многажды откладывал, - о модальности. Согласно определению Словаря-справочника лингвистических терминов, модальность - «грамматико-семантическая категория, выражающая отношение говорящего к высказываемому, его оценку отношения сообщаемого к объективной действительности». Да не испугает читателя «объективная действительность». Это всего лишь уместный в 1976 году (год издания справочника) терминологический реверанс в сторону ленинизма. Заменим объективную действительность на «реальность» и пойдем дальше. Модальность, очевидно, может быть двух типов. Объективная модальность выражает отношение сообщаемого к реальности. Сообщаемое об объекте может быть непременным, возможным, сомнительным и невозможным. Оно также может быть достоверным, вероятным, и невероятным. Оно, наконец, может быть реальным (наблюдаемым) и нереальным (ненаблюдаемым в принципе). Субъективная модальность выражает отношение говорящего к сообщаемому. Здесь, помимо степени уверенности и степени согласия с сообщаемым, могут иметь место и экспрессивные оценки, выражающие эмоции (радость, удивление, гнев, сожаление и другие). Модальность предложения выражается на письме грамматически и лексически с помощью наклонения (изъявительного, повелительного, сослагательного, желательного и условного), применения модальных глаголов (мочь, долженствовать, уметь, хотеть, намереваться и прочих) и модальных слов (действительно, безусловно, очевидно, конечно, возможно, кажется, видимо и подобных). В устной речи модальность может выражаться еще и интонацией. О модальности написаны многие тома, но и основных определений достаточно, чтобы успешно сочинять заклинания для обитателей Калахари. Всего-то и нужно, что научиться вовремя менять модальность, подменяя объективную субъективной. Это, конечно, весьма грубый прием; он годится только для верующих и/или суеверных, но уж на них-то действует со страшной художественной силой. Более тонкий трюк заключается в следующем. Допустим, что имеется событие А, которое может наступить с некоторой вероятностью. Но может, разумеется, и не наступить. Имеется некоторое другое событие В, тоже наступающее или не наступающее с некоторой вероятностью. Особенно удобно, если событие В наступает или не наступает по воле говорящего или говорящий может о нем сказать, а может и умолчать. Говорящий (он же заклинатель дождя), оставаясь в пределах объективной модальности, сообщает о событии А в терминах непременности, связывая его наступление с событием В. Если у заклинателя дождя хорошо подвешен язык, то аборигены пустыни Калахари проникаются убежденностью в том, что событие А является следствием события В, а событие В – причиной события А. Между тем, никакой причинно-следственной связи между событиями А и В нет. Если А и В – события повторяющиеся, то, возможно, статистическое исследование покажет, что они в той или иной степени коррелируют. Корреляция, однако, не устанавливает никаких причинно-следственных связей, она только говорит о похожести результатов статистических испытаний. Для установления же причинно-следственных связей нужен тщательно спланированный эксперимент. Но мы продолжаем упорно твердить: дождь идет потому, что произнесено заклинание, а если все-таки не идет, то нужно дать заклинателю еще один шанс. В самом крайнем случае можно признать что данный конкретный заклинатель плох и переизбрать его (в Калахари их обычно приносят в жертву). Наша жизнь полна подобных заблуждений, и подавляющее большинство людей настаивают на них с достойным лучшего применения упорством. Мы попадаемся на этот крючок с завидным постоянством. Объясняется этот эффект довольно просто: привычная нам логика двузначна, в ней есть только твердое «да» и твердое «нет». Наша двузначная логика требует, чтобы окружающий мир был детерминистским, построенным из цепочек причин и следствий. И в это же время наша психика нашептывает разуму, что более предсказуемый мир менее опасен. А для того, чтобы мир был предсказуемым, нам опять-таки нужно, чтобы он был детерминистским, тогда мы будем с помощью логики выводить настоящее из прошлого, а будущее – из настоящего. Язык твой – враг мой Нужно сказать, что нашему неумению распознавать случайное и склонности принимать совпадения за закономерности немало способствует и язык. Шаманить можно на любом языке, но русский как будто создан для сочинения заклинаний. Дело в том, что богатство великого и могучего, правдивого и свободного русского языка проявляется, преимущественно, в богатстве его словника, в фантастическом разнообразии прилагательных, в наличии сколь угодно развернутых причастных и деепричастных оборотов, в обилии сложносочиненных и сложноподчиненных форм предложения. Весь этот арсенал может с успехом применяться для описаний девушек на фоне природы средней полосы, для стихотворных исповедей царскосельких блудниц, для создания атмосферы символистской многозначительности и импрессионистической недосказанности. Весь этот арсенал можно изучать, им можно восхищаться, на него можно негодовать. Но это лишь эмоции, причем эмоции индуцированные, наведенные как тень на плетень. Богатство нашего языка потрясает, если только нет необходимости в однозначном понимании того, что же, собственно, сказано. Те, кому есть что сказать (и, кого, потому, в меньшей степени заботит проблема изящества форм), богатствами нашего языка часто пренебрегают. Можно бесконечно говорить о слоге стихотворений в прозе Тургенева, об особенностях строения фразы Достоевского, о просодике Ахматовой или Цветаевой, но нет никакой возможности изучать стилистику Пушкина или Чехова. Нет у них стилистики. Все написано на обыкновенном, довольно простом и очень понятном русском языке. Максимум выразительности при минимуме выразительных средств. Краткость. Точность. Никаких бесконечных предложений с плохо определяемой модальностью. Прошу понять меня правильно. Я люблю русский язык. Я владею им достаточно хорошо, но всякий раз когда у меня есть сообщение, которое должно дойти неискаженным и быть однозначно понято, я трачу чертову пропасть времени, периодически сожалея о том, что пишу не по-английски (которым владею значительно хуже) или не на каком-то еще более строгом языке. Но это – моя личная проблема. У профессионала из Калахари ее нет: он может вообще не владеть никаким языком, ибо его цель не в том, чтобы донести до аудитории какое-то сообщение, а в том, чтобы повысить свою рыночную стоимость или политический вес. Вы, конечно, знаете, откуда взялась первая часть названия этой статьи. «Тьмы низких истин мне дороже // Нас возвышающий обман.» А.С.Пушкин, стихотворение «Герой», писано в 1830 году. Тьма, в данном случае, - не темнота, а качественное числительное, означающее «так много, что затмевает свет». Не хочу ударяться в пушкиноведение, скажу лишь, что указанная цитата не отражает позиции автора стихотворения, поскольку оно написано в форме полемики двух персонажей, Поэта, в уста которого вложены цитированные строки, и Друга, придерживающегося менее романтических взглядов. Кроме того, стихотворению предпослан эпиграф: «Что есть истина?». Но я не собираюсь развивать волновавшую Пушкина тему. Меня не интересует ни истина как таковая, ни поступки исторических личностей (вождей, царей и пр.), которые Поэту кажутся высокими движениями души, а Другу – обыкновенным подлогом или обыкновенным PRом. Ибо с истиной все ясно: если ее (в редких случаях) и можно обнаружить, то никакие эпитеты к ней неприложимы. Она не может быть ни высокой, ни низкой, ни теплой, ни квадратной – она просто истина, а все прочее – художественный домысел. Иное дело обман. Обман есть разновидность человеческих коммуникаций, и здесь эпитеты на своем месте. Может ли обман возвышать обманутого? Может, но оставим это читательницам любовных романов. Может ли человек хотеть быть обманутым? Разумеется. Он жаждет этого в надежде, что обман его возвысит. Этого требует встроенный оптимизм здоровой психики, не связанной столь же здоровым разумом. Замечательно, но оставим это мечтательным поэтам. Мне же доподлинно известно, что обман предназначен для того, чтобы возвысить обманщика. Методы обмана, его технология неуклонно совершенствовались. Наивысшим достижением технологии обмана является современное заклинание: правдоподобно выглядящее неоспоримое бессмысленное утверждение. Оно действует не только на богобоязненных кликуш и плохо причесанных игнорамусов, но и на хорошо одетых лиц с университетским дипломом. Оно лежит в основе любой (не только кибер-либертарианской или техно-коммунитаристской) политической программы, публичного выступления, парламентских дебатов, массированных бизнес-промоций и прочих модных развлечений, неизменно приводящих к очередному возвышению современного заклинателя. Разумеется, методы распознавания заклинаний не помогут найти воду в пустыне. Для этого нужно что-то другое, например глубокая зависимость власти от подвластных, правительства от управляемых, производителя от потребителя. Они могут лишь помочь сберечь от заклинателя свой скромный запас воды, свободы и достатка. И это не так мало. |
|||
Утверждают, что автоматизация повышает производительность труда. С этим положением
можно спорить, но я сейчас не буду. Утверждают, что информатизация изменяет
структуру общества. С этим утверждением спорить нельзя. Термин «информатизация»
является псевдонаучным выражением, не имеющим конструктивного определения
и, следовательно, смысла. «Структура общества» – тоже не очень понятное
словосочетание. Поэтому – не с чем спорить и не о чем думать. Нужно
просто пользоваться. Как? Да очень просто! Неоспоримые бессмысленные
утверждения лучше всего использовать в качестве рабочего жаргона заклинателей
дождя, есть такая профессия у африканских народов, обитающих в пустыне
Калахари. Обычно заклинатель дождя использует традиционные приемы, но
в 