"Отцы и дети" поколения NEXT,
или прошлое всегда окончилось

Если в этом нашем мире что-нибудь постоянно, то одна из самых постоянных величин – наличие изменений. Иногда эти изменения остаются надолго и потому лишь кажутся недолговечными: люди имеют привычку не обращать внимания на то, к чему они привыкли. Другие изменения не выдерживают конкуренции с еще более новыми изменениями и не только становятся незаметными, но и действительно исчезают.

Майкл Льюис (далее в этой статье – МЛ) выбрал для своего вдохновенного исследования общественные явления, связанные с интернетом.

Говоря техническим языком, интернет – это средства связи с интегрированными услугами. Такие средства – не новинка, не революция: аналоги существовали и до интернета; я сам, живя в отсталой по любым западным меркам Москве конца 80-х – начала 90-х, активно пользовался не только электропочтой, но и информационными услугами, предоставляемыми через CompuServe , до которой, в свою очередь, добирался с помощью двух глобальных сетей. 1 И по опыту знаю: интернет не принес новых услуг как таковых, ибо все эти услуги предоставлялись и раньше – и не всегда с худшим качеством. Что он принес – это катастрофическое падение цен на сетевые информационные и сопряженные услуги и, следовательно, катастрофически быстрый рост количества вовлеченных в пользование этими услугами людей. Но интернет – это средство связи, то есть средство общения людей, средство распространения их суждений и убеждений. Разрастаясь, интернет породил невероятное количество новых, до сих пор экономически немыслимых связей между людьми. И вот это, не умещающееся ни в какое воображение и не поддающееся никакому реальному учету, количество связей сделало интернет по-настоящему сложной системой, возможно – самой сложной из всех порожденных человечеством.

Именно эти новые связи и новые возможности – но и исчезновение связей и возможностей старых – оказались центром внимания МЛ. Его не интересует финансовая история Интернет. Его не интересует взлет и падение dot . com 'ов. Его интересует то, что важного и ранее не столь заметного (из-за редкости, недостаточной огласки или попросту нашего невнимания) интернет вытащил на поверхность. Он даже не озабочен личностными и социальными последствиями этой технологии, понимая, что люди вполне адекватны и «…если Интернет давал миру толчок в определенном направлении, то наверняка потому, что мир уже был готов двигаться именно туда» 2. В конечном счете, МЛ интересует познание, человеческое познание. Если интернет действительно вытащил на поверхность что-то ранее неизвестное, то наше понимание мира и людей не может остаться неизменным – и, соответственно, должны измениться наши действия.

Специалисты (да и просто люди наблюдательные) знают, что больше всего человек занимается познанием в период детства, отрочества и юности, причем чем он младше, тем большая доля времени и сил отведена познавательной деятельности. Подавляюще большую часть того, о чем человек знает, он узнает до полного включения в общество, до 15-18 лет. После этого возраста только немногие люди сохраняют способность узнавать что-то принципиально новое. Но Майкл Льюис – как раз из них. Он замечает не только то, что дети быстрее воспринимают новые технологии, но также и то, что они менее предвзяты и находят им применения, которые не приходят в голову взрослым. МЛ, вспоминая свое детство, дает этому явлению небесспорное, но продуктивное истолкование: «…мне кажется, что когда капитализм стимулирует все большие темпы роста, у детей есть одно большое преимущество по сравнению с взрослыми: они пока не решили, кем им быть. Они еще не сделали большого психологического вклада в конкретное «я».

В этой фразе закладывается сразу несколько линий. Во-первых, это традиции, в том числе мыслительные и ценностные. Во-вторых, это личный рост, реализация собственных возможностей. В третьих, это попросту капитализм, который может стимулировать.

С традициями МЛ расправляется так, как это свойственно максималистскому де­мократизму юности: он попросту отрицает традиции старшего поколения (его отец и его коллеги – одетые со старомодной аккуратностью юристы, полные достоинства и самоуважения, считающие свое занятие и принципы поведения вечными и элитарными и оттого никогда не опускающимися до рекламы себя и своих услуг) и уходит из дома. Оглядываясь назад, он видит, что мир права, мир его отца не устоял – он поддался «главной силе – двойному американскому инстинкту демократизации и коммерциализации». МЛ сознает, что «часто эти две тенденции сводились к одному и тому же». Он мог бы пойти и гораздо дальше, написав, что эти две тенденции и есть одно и то же 3. Поколение отцов защищает свои позиции, но никто – и уж тем более не дети на них нападают. Старые крепости ветшают и обрушиваются не из-за враждебного нападения, а потому что у детей, занятых строительством своих собственных, более соответствующих времени крепостей нет ни сил, ни желания поддерживать крепости своих отцов. Отцы из поколения в поколение делают одну и ту же ошибку: вместо того, чтобы охранять крепость своих достижений и элитарности, им следовало вспомнить свою юность. Тогда они могли бы понять, что дети успели узнать что-то новое (и, следовательно, какое-то старое знание следует считать сомнительным) и бежать за детьми изо всех сил.

МЛ бежит за детьми и пытается узнать у них то, что еще неизвестно взрослым. Он знакомит читателя с школьником по имени Джонатан Лебед, мальчиком из захолустного американского городка (в котором быть богатым значило иметь то же самое, что и бедные, только большего размера), сыном добропорядочных, не слишком образованных и, в общем, довольно недалеких родителей. Этот мальчик стал врагом SEC (федеральной комиссии по ценным бумагам) и умудрился по­пасть в газеты, потому что в своем юном возрасте стал экспертом по спекуляциям на фондовом рынке и заработал кучу денег. В 11 лет он стал интересоваться курсами отцовских акций и смотреть канал CNBC , обращая особое внимание на бегущую строку с тикерами акций и их ценами. Ему было просто интересно знать, что значат эти цифры. К тому моменту, когда, заработав за полгода полмиллиона долларов, он стал «маленьким паршивцем» (по версии SEC ) и «малолетним биржевым аферистом» (по версии нью-йоркской Daily News ), Джонатан Лебед успел узнать о фондовом рынке: (1) что курс ценной бумаги ничего не говорит о реальных достоинствах или недостатках компании-эмитента; (2) что курс ценной бумаги является отражением ожиданий участников рынка в отношении цен ближайшего будущего; (3) что прогнозы курса ценной бумаги, сделанные экспертами инвестиционных домов на основании предоставляемой им компанией инсайдерской (то есть, в теории, абсолютно необщедоступной) информации по методикам, считающимися вполне научными, сплошь и рядом оказываются ошибочными; (4) что эти экспертные оценки, тем не менее, публикуются СМИ и краткосрочно влияют на рынок, даже тогда (я бы рискнул сказать – особенно тогда), когда долгосрочно оказываются полностью несостоятельными; (5) подобное «иван-сусанинство» (misguidance), которое может быть вполне расценено как манипулирование рын­ком, не преследуется SEC и, по-видимому, является нормой; (6) когда речь идет о рыночных прогнозах, непредвзятые личные наблюдения жизни значительно более надежны, чем многочисленные обследования, исследования; (7) информационный шум СМИ можно использовать, но ему нельзя доверять; (8) любое привлечение неожиданно большого внимания к рыночному инструменту порождает движение цены, на котором можно заработать; (9) манипулирование рынком – основа существования биржи и надежда всякого участника рынка; (10) нет никаких команд и никакого командного духа, ибо решения на фондовом рынке принимаются личностями и это всегда личные решения и (11) на фондовом рынке имеется много «стоячих» ценных бумаг, не привлекающих внимания «профессиональных экспертов», ценой этих бумаг можно манипулировать посредством довольно незначительного паблисити и с небольшим рабочим капиталом. Когда делаешь как все, можно заработать, но это неинтересно. Настоящий доход – когда все делают так, как ты сделал вчера или хотя бы пятнадцать минут назад.

Этот список, разумеется, не полон, но он поразителен. В 1999-м (именно тогда я от­правился на фондовый рынок, чтобы извлечь прибыль из ожидаемого мною падения dot . com 'ов) я ничего не знал о Джонатане, но самое лучшее, что я мог знать о фондовом рынке, имея за плечами отличное образование и опыт двух десятков лет успешный работы в разных областях – это знать то же, что и он. 15-летний мальчик оказался способным по минимуму существенной информации не только построить свою собственную экономическую модель фондового рынка, но и реализовать свое понимание. Длинный и тощий, одетый «в обычный арестантский наряд американских тинейджеров, обитающих в пригороде», Джонатан Лебед также обладает огромным природным умом и нехарактерной для его возраста выдержкой. Он заново открыл факт, о котором принято стыдливо умалчивать: фондовый рынок является рынком спекуляторов, а не рынком инвесторов; такие регулирующие организации как SEC заботятся не о законности (т.е. о том, чтобы все участники рынка находились в равных правовых условиях), а лишь о видимой благопристойности (выводы МЛ лишь несколько мягче – он считает, что правила SEC не столько лицемерны, сколько недостаточно современны). Применив свое знание и выиграв войну сначала у взрослых трейдеров, а затем – у SEC, сообщества инвестиционных «экспертов» (прогнозы которых оказались на поверку хуже любительских – тоже, впрочем, достаточно плохих) и СМИ (ставшей, как обычно, на сторону истеблишмента), Джонатан становится полномочным представителем будущего, которое уже здесь. Больно представить себе, что его таланты могли бы быть загублены, а дело – проиграно, если бы его отец принадлежал к инвестиционному истеблишменту и защищал свою крепость. Таким образом, МЛ развивает начатые им важные линии книги. С одной стороны, Джонатан олицетворяет преимущество критического, эволюционного по существу, метода познания перед зна­нием догматическим. С другой – право на реализацию своей личности вне каких угодно традиций (если кто готов, подобно Джонатану, осознать и принять риски, к которым такой отказ может привести). С третьей – разницу между нерегулируемым рынком идеального капитализма lassez faire и регулируемым (вплоть до полного отсутствия) рынком частично или полностью коллективистского общества.

Хорошо знакомый с фондовым рынком МЛ 4 находит особое удовольствие в том, чтобы описать джонатанову ревизию фондового рынка в подробностях, со своим глубоко личным отношением к происходящему, с искренним восхищением лич­ностью Джонатана и уважением к тем, кто верил в него и помогал ему отстаивать полученное знание. МЛ знает, что прав мальчик и будущее, а не правы – умные дяди и прошлое.

Подобно тому, как Джонатан ревизовал представления о фондовом рынке, 15-летний Маркус Арнольд ревизует понятия о юридических услугах – одной из наи­бо­лее охраняемых, традиционных и важных отраслей американской экономики. Став за короткое время востребованным специалистом в области права на сайте AskMe . com , он доказывает, что основой юридической деятельности является не огромное количество специальных познаний в области права, а вполне общедоступные сведения («когда смотришь столько правовых шоу… все узнается само собой», говорит Маркус) и обычная логика. Суть дела состоит в том, что юрисконсульт – это попросту справочное бюро, он знает, где искать, но если вы сами это знаете, – а это нетрудно – он вам не нужен (я говорю это и на основании соб­ственного опыта: в течение 11 лет занятий бизнесом ни одна моя фирма не воспользовалась услугами юрисконсульта). И когда это понимаешь, то понимаешь и то, что для того, чтобы успешно отстаивать чьи-то интересы в суде в подавляющем большинстве случаев не нужно ни специальное образование, ни лицензия адвоката, а так называемые юридические тонкости важны для самих юристов, но не для права. Понимаешь, что сложившаяся практика абсолютно антидемократична, и единственным ее закономерным результатом является рост цен на юридические услуги да спесь прославленных бэрристеров, чьи успехи основаны более на их актерских способностях, нежели на близости к истокам права. Аналогичная штука происходит с медициной: когда пациенты начинают общаться между собой и знакомится с разными врачебными мнениями, они начинают осознавать, что зна­ние врачей не столь велико и, главное, не столь надежно, каким те стараются его представить (итоговый отчет Forrester Research 99-го года носил название «Почему врачи ненавидят сеть).

Как и Джонатан, Маркус считает, что ответить на вопрос может всякий, у кого есть ответ, а не только тот, у кого есть надлежащая лицензия. Он считает такое поведение нормой, потому что задающие вопросы в интернет-сообществах интересуются знаниям, но лицензий не спрашивают. Генеральная идея создателей AskMe.com заключается в том, что специалисты и эксперты сплошь и рядом не обладают познаниями, на которые претендуют, но эти познания, тем не менее, могут существовать в рассредоточенном виде, а интернет позволяет получить к ним доступ и подвергнуть дистилляции. Если такой дистиллят будет получен, то, полагает МЛ (я с ним более чем согласен), корпоративные кланы (биржевые аналитики, юристы, врачи) теряют, а потребители (мы все) – находят. Ибо корпоративные кланы находятся в прошлом и защищают прошлое: это они поддерживают и благословляют систему образования, которая призваны подавить и встроить в социум таких как Джонатан и Маркус, вообще всех, кто каким-то образом осо­знал, что знание демократично, а элитарна (в том смысле, что не все ей обладают в равной степени) лишь способность к его приобретению 5. Более того, существующая система социализации в образовании готовит даже не к жизни, а к тому, какой эта жизнь была бы, если бы ней отсутствовали всякие изменения, кроме уже признанных. МЛ показывает, что именно ребенок, для которого собственное прошлое еще не успело стать значительной ценностью, может, при посредстве общения и самореализации в интернет-сообществах, построить модель свой личности и затем перенести ее в реальность. МЛ приводит еще несколько примеров, показывающих, что корпоративная пирамида в большей степени отражает интересы находящихся на ее вершине, нежели действует эффективно, то есть обеспечивает наилучшую услугу за наименьшую цену. Оказалось, что основа существования профессионального цеха может быть подорвана аматорами, а один человек, понимающий преимущества добровольной кооперации заинтересованных лиц может поставить под угрозу будущее огромной компании (и она оказывается вынуждена приобретать задешево разработанную программу по невообразимо высокой цене, а бунтаря-разработчика – нанимать на работу и возводить сразу в высший уровень истеблишмента; при этом компания сознает, что он в новом качестве может и, вероятно, будет продолжать свою бунтарскую деятельность). Оказалось, что сами понятия управления и контроля сплошь и рядом несостоятельны и выглядят непреложно действующими только в глазах наиболее тупых обладателей престижной степени MBA . Оказалось, что интернет является транспортом не только для байтов, но также и для авторитета, престижа, влияния. Оказалось, что огромное количество изобретателей только поджидает момента, чтобы обрушить понятия, считающиеся незыблемыми или, по крайней мере, очень прочными. Оказалось, что нажитое с трудом уже подвергнуто девальвации: подростки, по­лу­чившие доступ к распределенному опыту жизни, воспользовались им и (в очередной раз в человеческой истории) стремительно и навсегда обогнали взрослых с их слишком неточными и слишком жесткими представлениями о знаниях, авторитетах, собственности и власти. Сплошь и рядом молодые выбирали более прямые, неуправляемые, свободные, демократичные до анархизма подходы к решению проблем – и оказывались правы, потому что эти подходы работали настолько же лучше традиционных, насколько капитализм эффективнее социализма, а свобод­ный работник – раба. И в этом было все дело.

Традиционалистам не оставалось ничего другого, как принимать эти изменения, признавать и планировать свое будущее в соответствии с ними. Также следовало поступать и с инициаторами изменений: всем им был открыт доступ в высшие уровни современной промышленной иерархии. Изменился и самый дух предпринимательства: «п режде у успешного капиталиста был такой узкий кругозор, что его можно было использовать для нарезки салями», точно замечает МЛ. Успешного капиталиста нового времени отличает, прежде всего, небрежность и свободомыслие по отношению к главной заботе бизнеса: деньгам. Он уже не заточен исключительно на прибыль и место на рынке. Сегодня капиталист явным образом осознает факт, известный всего 20-30 лет назад лишь исчезающе малой части далеких от предпринимательства (и даже считающихся маргиналами) мыслителей: потребитель и изобретатель являются не только злейшим врагом капиталиста, но одновременно и единственной его надеждой на будущее процветание. Капиталисты начали осознавать, что капитализм немыслим без нестабильности, без дружественно-враждебных отношений между центростремительными организующими и центробежными инновационными процессами. Те, кто догадался об этом первыми, стали предлагать деньги всем, кто сколько-нибудь обоснованно предъявлял свои претензии на изменение мира, ставя аутсайдеров бизнеса на один уровень с инсайдерами (эти бизнесмены заработали на изменении принципа неправдоподобно огромные деньги, но их первое поколение уже успело создать собственную традицию; некоторые – в их числе Уоррен Баффет - даже требуют, чтобы их защитили от следующей генерации еще менее зашоренных предпринимателей, угрожающих теперь уже им самим). Хорошо организованное предпринимательство сдало свою последнюю цитадель: монополию на кредит. Более того, был осознан и тот факт, что непрерывному инновационному процессу нет никакого дела до рынка, бумов, кризисов. Он будет продолжаться при любой погоде, любом индексе Доу-Джонса и даже в том случае, если полностью изменятся масс-медиа и даже сама модель экономики. Источником такого разрушения может оказаться технология индивидуального телевидения (которая не только позволяет человеку смотреть то, что он хочет, но и избавляет его от необходимости смотреть то, чего он видеть не хочет) или 14-летний программист Дэниел Шелдон, истории которого МЛ посвящает почти столько же места, сколько истории бунтаря-программиста Джастина Франкеля, создавшего компанию с ироническим названием Nullsoft и проект Gnutella. Ибо пресловутый инновационный процесс – это люди, движимые собственными потребностями, своими личными эмоциями и мотивами, в числе которых может быть любознательность, зависть, жадность, желание кого-то переплюнуть, утереть нос, отбить девушку, и даже парадоксальное желание избрать в качестве эффективного способа зарабатывания денег всякий отказ от зарабатывания денег. Интернет дал простор человеческому индивидуализму, отмечает МЛ. Он мог бы заметить и более важный момент: интернет оказался прекрасным местом для процветания отовсюду гонимого индивидуализма методологического. 6

Именно в духе методологического индивидуализма описывается развитие технологий индивидуального телевидения – TiVo и Replay . МЛ подробно анализирует, как и почему оказываются возможными договоренности и долговременное сотрудничество между враждующими сторонами, между инсайдерами – представителями большого бизнеса (телекомпании, рекламодатели, рекламисты) и инноваторами-аутсайдерами, намеревающимися разрушить основу этого большого бизнеса. Оказывается, экономика – это дело личностей, их игра. В этой игре совершенно безразлично, имеют ли смысл рейтинги телепередач, и работает ли реклама. Достаточно того, что действующие люди договорились считать, что это работает. Если обнаружится, что на самом деле это все не работает, люди договорятся иначе и довольно легко найдут себе новые места в новой модели бизнеса. Ибо никакого «на самом деле» нет – есть действующие личности и их интересы, и пока эти интересы можно сбалансировать и соблюсти – все в порядке. Нет ничего страшного в новых знаниях, пока люди сохраняют способность их усвоить и применить. Более того, не так уж важно, будет ли это знание наукой или псевдонаукой – в любом случае происходящее полностью укладывается в индивидуалистические представления о человеческой деятельности. И даже если люди действительно, как предполагает одна из описываемых МЛ моделей ближайшего будущего, действительно начнут считать свою частную жизнь роскошью и расточительством, несовместимыми с материальным изобилием – это произойдет потому, что люди примут такое решение в рамках все той же свободы воли, свободного предпринимательства и свободного познания себя и мира. Читая книгу МЛ, я заглянул на сайт Gnutella и увидел, что новая генерация бунтарей, те, что считают Джастина Франкеля ренегатом, ожесточенно спорят об отмене прав на интеллектуальную собственность и преимуществах коммунизма. Они не знают еще, что их идеи, кажущиеся им самим разрушительными для свободного предпринимательства – не более чем необходимая составляющая его самого, что сами они – не противники рынка, а его порождение. Спустя недолгое время все конструктивное будет впитано и использовано капитализмом – ибо в коллективистском мире попросту нет никакой дискуссии, никакого бунтарства, никакого развития и, в конечном счете, никаких возможностей для развивающейся личности – в каком бы направ­лении она не развивалась.

Но МЛ – не слепой певец развития личности, свободного предпринимательства, познания и децентрализации. Он видит и опасности. Он пишет о том, как рано реализовавшие себя люди к 40 теряют интерес к деятельности и уходят в мистицизм. Он рассказывает о всерьез построенной одним профессором модели жизни, где не люди определяют темп технологического прогресса в соответствии со своей способностью адаптироваться к нему, но что сам этот прогресс подстегивает их, поэтому начало активности приходится на 18 лет, пик продуктивности - на 30, а к 40 человек отходит от дел. (Этот профессор почему-то даже не подумал, что человек после 40 может не отойти от дел, а заняться другими, не менее интересными и важными, но не такими динамичными и потому менее годящимся для бурления юности делами. Он также забыл о тех областях деятельности, где, помимо значительного теоретического багажа, требуется и накопленный опыт его применения – например, о медицине.) Другой человек всерьез рассуждает о том, что, в интересах сохранения желательного образа жизни всех, нужны законодательные запреты на изменения (этот псевдомыслитель, несомненно, не сознает, что «интересов всех» попросту не существуют а есть лишь интересы каждого – и они различны, поэтому их нельзя охранять единообразно). Третьи всерьез обсуждают возможность абсолютного зла – в виде порабощающих человечество роботов или «серой слизи», неважно. Даже те из них, кто только теоретизирует, близки к тому, чтобы подписаться под Unabomber Manifesto (автор коего Теодор Качински по любым меркам в первую очередь – обыкновенный убийца). Так или иначе, все эти люди, по заключению МЛ, задают страшные вопросы и рисуют страшные ответы лишь потому, что позволили себе рассматривать будущее как личную угрозу. Это страхи стариков, которые не боятся выйти из фазы активной деятельности, а уже вышли из нее. В их будущем нет не только личных достижений, - в нем нет даже и попыток их иметь. Поэтому они готовы сдать свою уже использованную когда-то свободу и свое уже несуществующее будущее в обмен на тот призрак безопасности, каким является обещание общинной стабильности. Они хотят в прошлое и не замечают, что никакого прошлого уже нет. Его и не было никогда: в другие времена они желали другого и были другими. Вместо того, чтобы взять с собой во взрослую жизнь бесценную детскую способность к адаптации и задумываться о будущем открыто и всерьез, они испытывают шок и вынуждены впадать в детство и рассказывать себе мистические сказки. Это и в самом деле страшно – но только для них. Для Джонатана подобные вещи не опасны: «…я думаю, что нет смысла тратить годы юности впустую, и не считаю, будто что-нибудь упустил. Мне кажется, что очень важно задуматься о будущем уже сейчас», - говорит он.

Интернет сделал для людей невообразимо много. Нет, не так. Люди смогли взять от интернета невероятно много. Они взяли возможность реализовать то, что без интернета не было бы осуществлено. Он дал им возможность укрыть под маской несущественные характеристики (такие как молодость, отсутствие адвокатской лицензии, удаленность от корпоративных кормушек) и выставить на широкое обозрение то, что человек может и хочет сделать (заработать на фондовом рынке, стать советником в области права, создать и распространить принципиально новое программное обеспечение, опубликовать музыкальное или литературное произведение). В некоторых случаях люди получали неправдоподобно широкое признание. В гораздо большем количестве случаев люди не получали ничего или почти ничего, но у них была возможность попробовать. Были и другие варианты – например, вообще не замечать интернет и жить так, как будто этого нет, но сознательно выбрать и осуществить этот вариант могли, наверное, только те, у кого нет детей. Были и такие, кто прикасался к этой новой технологии и получал шок.

Но так было всегда, со всеми новыми технологиями. Вообще со всем новым. И всегда были отцы и были дети. И никогда ничего не доставалось даром. Вся штука в том, что будущее – это не трагедия, если смотреть на него с открытой готовностью и любопытством. У человека есть разум, дар вполне пригодный не только для того, чтобы справляться с переменами, но и для того, чтобы сознательно идти им навстречу не в качестве жертвы, а в качестве творца.

Если кто не знает, как это сделать – спросите у Джонатана.

1 Интернет в то время был еще в пеленках и предлагал разве что почту фантастически низкой надежности да надстроенные над этой почтой телеконференции. Профессионалы тогда не могли даже и помыслить о том, что будущие глобальные информационные услуги (нужда в которых, конечно же, осознавалась) будут реализованы на базе столь несовершенной (и, в общем, мало приспособленной к развитию) технологии.

2 Здесь и далее основной корпус этой книги цитируется без указания источника.

3 Люди действуют исходя из своих собственных интересов; они способны договариваться и мирно сосуществовать с другими людьми, постольку, поскольку их разумность дает им возможность осознавать выгоды мирного сотрудничества. Рост демократии, следовательно, является прямым результатом того, что свободный коммерческий оборот охватывает все большее количество разнообразных услуг.

4 См. хотя и не столь глубокую, но весьма и весьма поучительную книгу Майкла Льюиса «Покер лжецов». Редкий случай, когда книга о бизнесе, не дающая никаких рецептов по приобретению богатства и опровергающая многие популярные представления о мире финансового бизнеса, стала международным бестселлером.

5 МЛ приводит замечательный пример того, как лейбористы в Англии уничтожили как недемократическую существовавшую при тори программу, позволяющую одаренным детям получить образовательную субсидию (как и всякие коллективисты, лейбористы в первую очередь стремились навредить одаренным, видя в них будущую элиту; разумеется, они не способны понять пагубных последствий подобного рвения в первую очередь для тех неодаренных, о которых они хотели таким образом позаботиться).

6 Методологический индивидуализм полагают, что способностью к целенаправленным действиям (и принятию решений) обладают индивидуумы, но не коллективы, отрицая, таким образом, любые попытки рассматривать объединения индивидуумов как целостные действующие субъекты и любые попытки рассматривать индивидуума как не обладающего свободой воли.

<Главная> <Все статьи> <Следующая>